Джим, несомый красной волной ярости, как серфингист, двинул коленом Щелбану в подбородок. Щелбан свалился на кафельный пол, но тут же привстал на четвереньки. Джим рявкнул:

— Попробуй еще тронь, рожа гнойная!

— Пошли отсюда, Джим, — сказал Сэм.

Фрихоффер поднялся на ноги.

— Это тебе так не пройдет, говнюк!

Долкин и Скарга придвинулись поближе. Сэм потянул Джима за руку.

— Пошли отсюда, Христа ради!

— Тут не место! — проревел Фрихоффер. — Но если ты, Гримсон, мужик, то приходи после школы к Прейвиту! Там у тебя не будет шанса ударить меня, когда я не смотрю! Я из тебя мясной фарш сделаю, если не сдрейфишь выйти против меня — а я думаю, сдрейфишь!

Джима начало трясти, но он спросил:

— Честный бой? Мужик с мужиком? Только кулаки?

— Да! Честный! Только кулаки! Мне больше ничего не надо, чтобы размазать тебя по стенке, кисель сопливый!

— Неохота руки об тебя марать, но я это сделаю, ты, куча дерьма, — сказал Джим.

И с Сэмом позади не спеша вышел из туалета.

— Господи Боже! — сказал Сэм. — Что это на тебя нашло?

— Да не могу я больше терпеть этого стервеца!

— У тебя, видать, крыша поехала. Ничего толком не соображаешь. Ты ж знаешь, что он не будет честно драться, и Долкин со Скаргой тоже на тебя налетят.

— Ну а ты что бы сделал на моем месте? — рявкнул Джим.

— Я? Молчал бы в тряпочку. Я пока в своем уме!

— Ты пойдешь туда, или мне одному с ними разбираться?

— Пойду, пойду. Не брошу тебя, старичок. Только скажу еще Бобу и остальным. Чем больше нас будет, тем лучше. Тебе понадобится поддержка. И кирпич прихвачу. Только это сплошная дурь!

К концу занятий вся школа уже знала о предстоящей драке. Джим все еще был зол, но не настолько, чтобы не начать бояться. Совет Сэма не связываться со Щелбаном казался ему все более здравым. Но он не собирался идти на попятный. Все подумают, что он наклал в штаны.

Кондитерская-аптека Прейвита находилась в одном квартале от школы. Джим, сопровождаемый толпой учеников, вошел в проулок за этим старым кирпичным домом. С ним были Вайзак, Пеллегрино и Ларсен. Джим надеялся, что Фрихоффер не явится. Но нет. Вот он, Щелбан, прислонился к стенке у задней двери, с зубочисткой в толстых губах, точно все ему нипочем. А рядом Долкин и Скарга.

— Ишь, сортирный грабитель, гроза нужника! — крикнул Джим, — начал он подобающе громко и твердо, но под конец дал петуха. Он остановился в дюжине футов от Фрихоффера, а толпа образовала позади полукруг. Три кореша остались рядом с Джимом.

Щелбан хмыкнул, все так же опираясь о стену.

— Гроб готовь, трепач.

Джим бросил наземь сумку с книгами, завопил и ринулся вперед. Фрихоффер выпрямился, выпучив глаза. Джим добежал до него и взвился в воздух. Он видел каратэ в кино, но сам пока не пробовал. Теперь или никогда, победа или смерть. Подпрыгнув в почти горизонтальном положении, он съездил ботинком Щелбану по носу. Он метил в подбородок, но и так получилось неплохо. Голова Щелбана отскочила назад, и он повалился на стену. Из носа хлынула кровь.

Джим тоже упал — он старался собраться в комок, но рухнул тяжело, на бок. Боль прошила плечо, и дыхание прервалось. Но он все-таки встал и атаковал Фрихоффера, нагнув голову. Голова ткнулась в мягкий живот. Снова вспыхнула боль — на этот раз в шее.

Фрихоффер ахнул. Кровь отхлынула от его лица, и он согнулся, держась за живот. Атака застала и его, и обоих его дружков врасплох. Но теперь Долкин со Скаргой очухались и кинулись на Джима, который еще не отдышался. Сэм Вайзак, хотя драться и не любил, в деле показал себя молодцом. Он вынул из-под пиджака кирпич и двинул им Долкина сбоку по голове. Тот опустился на колени, прижимая руку к пострадавшему месту. Скарга достал из кармана кулак, сверкнувший медными костяшками, и отвел руку назад, чтобы врезать Джиму по ребрам. Но тут Боб Пеллегрино дал ему в челюсть, а Сэм стукнул по плечу кирпичом. Скарга повалился, вопя от боли, и попытался уползти в толпу. Пеллегрино с размаху пнул его в зад, а Стив Ларсен навалился сверху и придавил Скаргу к земле.

Щелбан был таким мясистым, что большого ущерба не потерпел. Он отнюдь не собирался выходить из боя. С ревом он налетел на Джима, обхватил его руками и повалил на твердую черную мостовую. Руки у Джима оставались свободными, и он мог бить Фрихоффера, катаясь с ним по земле, хотя и не сильно. Получив удар в живот, Джим заорал, но боль придала ему сил, и он вырвался. Он еще лежал на земле, когда Фрихоффер встал и занес над ним ногу.

Джим лягнул первый и попал Щелбану в пах. Тот с воплем схватился за причинное место и упал.

Не успев еще коснуться земли, он изверг из себя желтую рвотную струю. Джим откатился и не попал под трехсотфунтовую тушу Но блевотина окатила его волосы и левую сторону лица и тела.

Он встал. От вони, от ощущения на себе липкой жижи и от мысли о том, что она вышла из брюха Щелбана, его самого вывернуло. Он нагнулся над Фрихоффером и блеванул ему прямо в лицо.

Некоторые зрители пришли в восторг, других замутило, а кое-кого стошнило тоже. Их пример оказался заразительным. Но ни те ни другие не успели особенно проявить свою реакцию. Вблизи послышался вой полицейских сирен, и большинство собравшихся торопливо покинуло сцену.

ГЛАВА 9

Когда черно-белая патрульная машина въехала в переулок, Щелбан грозился, рыдая и втягивая в себя воздух:

— Я тебя еще достану! Возьму у старика дробовик и вышибу твои свихнутые мозги, а поляку засуну его кирпич в задницу и тоже пристрелю!

Долкин и Скарга удрали. Боб Пеллегрино и Стив Ларсен неохотно ушли, когда Джим сказал, что им нечего мешаться в это дело. Но Сэм остался при Джиме.

— Врешь! — сказал Джим. Он тоже задыхался, но далеко не так, как Фрихоффер. — Ты получил свое, рвотный порошок! Кончилось твое царство террора! Увижу еще, как ты вытрясаешь деньги из малолеток, тут же тебе и врежу! Так врежу, что в штаны натюришь!

Он так трясся, точно все мускулы норовили оторваться от костей, но чувствовал себя так, будто несется на гребне прибоя. Волна вздымала его все выше и, выше — вот сейчас от оторвется и воспарит в густую синеву. В драке он излил почти всю ярость и стремление к насилию, которые обуревали его весь день.

Тут появились полицейские. Они шли не спеша, поглядывая по сторонам, но уже усмехались. Они испытывали облегчение от того, что не придется разгонять групповую свалку. Наверно, тот, кто сообщил о драке, сильно преувеличил. Старый Прейвит? Возможно. Во всяком случае, их полицейский участок испытывает недостаток в людях и завален работой, как и все участки в нищем Бельмонт-Сити. Чудо, что патруль вообще приехал.

И хорошо, что Сэм не ушел вместе с другими. Его фамилия полицейским была знакома. Один из них знал, что Сэм — племянник Станислава Вайзака, ночного судьи, и Джона Красинского, олдермена. Оба патрульных отнеслись к инциденту просто как к чересчур горячей разборке между старшеклассниками.

В нормальных условиях полицейские поставили бы их у стенки и обыскали. Но патрульным не хотелось пачкаться в вонючей массе и вообще подходить к Гримсону и Фрихофферу ближе, чем необходимо. Не добились они и правдивых показаний о причине драки. Джим не стал ничего говорить о грабительской деятельности Фрихоффера или о том, что тот грозился убить их с Сэмом. Щелбан рад был бы обвинить Джима во всех смертных грехах, но и он подчинялся неписаному закону: никого не закладывай легавым. Полицейские хорошо понимали, что им врут, но не придавали этому значения. Отпустив этих троих с предупреждением, они избегнут возни с бумагами и не поссорятся с судьей Вайзаком и олдерменом Красинским. Родителям, конечно, надо будет сообщить,

Итак: идите, ребятки, и не грешите больше. И Бога ради, постирайте свои вещи и помойтесь. Брысь! Брысь!

Перед тем как уйти, один из полицейских нахмурился и сказал:

— Гримсон? Где это я мог… а, да. Я как-то забрал твоего старика за пьянство и нарушение порядка. Но было что-то еще. Ага! Это не о тебе писали пару лет назад? Будто бы у тебя были какие-то странные видения и кровь шла из ладоней и лба. Большая шумиха была, правда? Одни думали, что ты святой, а другие — что у тебя не все дома.